полукот-полузмея в когтях ганимедова орла

"Гу-гу, гу-гу-гу. Ты гу-гу, и я гу-гу"- написал в личном дневнике Вацлав Нижинский.
Сегодня - 70 лет со дня его смерти.




Подготовленное его супругой издание 1936 года изобиловало, как оказалось, купюрами и вставками, которые должны были придать дневнику более респектабельный вид. В 1979 году, после смерти Ромолы, на аукционе Сотби вдруг появился рукописный оригинал, считавшийся утраченным.
Говорят, что г-жа де Пульшки не слишком-то и скрывала, что сделала записи более удобоваримыми для широкой публики ( рассуждения о мастурбации, об экскрементах, о связи с Дягилевым казались ей неприличными, чересчур интимными ).
Если моя жена прочитает все это, она сойдет с ума, - пишет В.Н. на первых же страницах, - ведь она в меня верит.

В 1909 году Дягилев увлёк Париж невиданным зрелищем: публика испытала потрясение при виде "фантастического балетного животного, гениального мальчика с быстро развивающимися порочными наклонностями".
В.Н. описывали как "полукота-полузмею, дьявольски гибкого, женоподобного и при этом внушающего неподдельный ужас" ( Бенуа ),
как "грациозную газель, осторожно ступавшую по краю бездны" ( О’Хаган ), говорили, что "его сомнительная репутация скорее притягивала, чем отталкивала" ( Моррелл ), называли его "диким зверем, целиком подчиненным инстинкту и страсти, свободным от всяких нравственных ограничений, попавшим в плен условностей цивилизованного общества" ( Экштейнс ). Кокто писал, что В.Н. "парил над сценой, будто находясь в когтях ганимедова орла", а Пруст говорил: "Я никогда не видел подобной красоты. Нижинский выпрыгивал так высоко, что казалось, уже не вернется обратно".

Вместе с тем, все отмечали, что В.Н. на сцене и в жизни – это два абсолютно разных человека. Он обладал сверхъестественной способностью к перевоплощению, этот талант проявлялся в нем так ярко, что вызывал в окружающих тревогу о его душевном здоровье ( как оказалось – не зря ).

"Ему было куда легче чувствовать себя куклой, полуживотным, фавном, персонажем комедии дель арте и даже самовлюбленным зеленым юнцом, чем быть собою. Он нуждался в маске" ( Э.Терри ).

"Когда окликаешь его, он оборачивается с таким зверским выражением лица, что кажется сейчас ударит тебя в живот. Он почти никогда ни с кем не разговаривал и всегда выглядел так, будто живет на какой-то другой планете" ( Л.Соколова ).

"Голова с монголоидными чертами держалась на толстой и длинной шее. Под тканью брюк обрисовывались тугие мышцы икр и бедер, казалось, будто ноги его круто выгнуты назад. Пальцы на руках были короткие, словно обрубленные. Словом, невозможно было поверить, что эта обезьянка с жидкими волосами, в длиннополом пальто, в сидящей на самой макушке шляпе и есть кумир публики. Он был подобен славной птице, незаметной у дупла, но в едином мелодическом потоке взметающей к звёздам все смутные чаяния земли" ( Ж.Кокто ).

"Этот замкнутый и туповатый ребенок преобразился в танце" ( Н.Легат, преподаватель В.Н. в императорской балетной школе СПб ).

Гей-элита всегда курировала ( и курирует ) балетных. Нижинского приметил князь Павел Львов, затем денди Сергей Дягилев, на пальцах В.Н. заблестел платиновый перстень с сапфиром от Cartier и он попал в арт-сообщество высшего уровня.

Он был первым, кто заменил шальвары мужчин-танцоров на обтягивающее трико ( эскиз делал Бенуа ).
Он ( при горячем содействии Фокина ) стремился вытравить из танца традиционные сценические манеры, отказывался от симметрических построений, противился "академическому" танцу и технической виртуозности, понимаемой как самоцель. Он интересовался исходными элементами движения, первичной эротической сущностью танца, его языческой простотой ( "порнографической скверной" ), хотел выглядеть не олицетворением плотского желания, но желанием как таковым.

Ясно, что В.Н. "выразил себя на таком языке, который время еще не было готово воспринять" ( О’Хаган ).

Десять лет детства, десять лет учебы, десять лет на вершине балетной славы.
И финальные тридцать лет безумия во власти шизофрении.

"Я подобен Христу, ибо исполняю веления Божии. Я Бог!"- может быть Нижинский был очень даже прав.
Он умер в Лондоне, а прах после перезахоронения покоится на Монмартре.



отсюда, с изм.